Е. Князев МЕНЯ НАЗЫВАЮТ СУПЕРКАРГО: 6

МИСТЕР ЧУСАК И ДРУГИЕ

Согласно зарубежной статистике, ограблений и убийств в Бангкоке совершается больше, чем в Чикаго. Город называют одним из центров распространения наркотиков, проституция здесь ни у кого не вызывает ни возмущения, ни удивления... Но Бангкок знаменит и своими замечательными произведениями искусства, своими каналами, за которые получил название "азиатской Венеции". Но сколько бы ты ни знал о стране или городе понаслышке, первое впечатление всегда отличается от образа, уже созданного в твоем воображении. И, надо сказать, Бангкок оказался еще более противоречивым и интересном, чем я представлял его раньше.

Мы идем по узкому фарватеру реки. Стрелой проносятся мимо нашего судна скоростные моторки руа-санган, приводимые в движение руль-мотором на длиннейшем, метров в пять, румпеле. Буксир тянет вниз по течению вереницу перегруженных барж с цилиндрическими бамбуковыми крышами, на полной скорости обгоняет наше судно военная эскадра: сторожевик и несколько кораблей помельче. Матросы, выстроенные на палубе, одеты в белую форму, контрастирующую с темной кожей. На берегу их уже встречают толпы с букетами цветов. Вдоль берега в заливчиках и протоках укрываются деревушки на сваях. Хижины крыты пальмовыми листьями, по улицам-каналам снуют весельные и моторные лодки. Из беседы, проведенной перед приходом первым помощником, мы уже знаем вкратце историю страны. Государство Таи сложилось в четырнадцатом веке, а уже в шестнадцатом сюда пожаловали португальцы, давшие захваченной ими стране название Сиам. В девятнадцатом веке страна стала предметом экспансии Великобритании, Франции и США, закабаливших ее с помощью неравноправных договоров. После второй мировой войны в стране взяли верх проамериканские силы, отсюда пошли и многие сегодняшние порядки...

Но близко и сам город. Идем по реке, а дома и улицы-каналы - вот они, рукой можно достать. Вода в реке желто-глинистая, плывут мазутные пятна, мусор, но хозяйки тут же стирают белье, а мальчишки купаются. И вдруг я вспомнил, что в далеком детстве видел точно такой сон: я плыву на высоком пароходе среди улиц незнакомого города, среди пальм и цветов, водопадов и фонтанов. Вот оно все передо мной наяву.

По команде лоцмана то и дело дергаю рукоятку машинного телеграфа: за какие-нибудь три часа по меньшей мере полсотни раз меняли ход. А пейзажи кругом тоже меняются, и каждый новый лучше предыдущего; в воздухе начинает пахнуть дымом, кочегаркой. На правом и левом берегах реки вздымаются корпуса заводов, высокие трубы извергают в небо клубы дыма. Промышленность страны растет довольно быстро. В Таиланде добываются олово, вольфрам, железная руда, свинец, бурый уголь, марганец, работают хлопчатобумажные фабрики, но все это пока занимает не более пятой части национального дохода. Страна, обладающая богатыми природными ресурсами, находится пока в тесных объятиях заокеанских (большей частью американских и японских) "опекунов".

Порт Бангкока почти рядом с центром города. Мы становимся возле нового контейнерного терминала, нам предстоит выгрузить остатки железа и генерального груза.

Я постепенно привыкаю к работе. Являются стивидоры, и я с удовольствием замечаю, что их появление не вызывает больше у меня тряски конечностей и провалов в памяти. Быстро обговариваем план работ со стивидорами и чекерами, даю необходимые указания нашим матросам, и работа начинается.

К трапу подкатывает белый "форд" с темными солнцезащитными стеклами салона. Из него выходят уже знакомые мне агент, стивидор и большой, тучный человек в легкой белой рубашке и тапочках на босу ногу, оказавшийся чиф-сюрвейером, старшим инспектором по грузовым операциям. Мистер Чусак, так зовут этого господина, оказался невероятно любезным человеком, он сказал мне несколько комплиментов по поводу моей молодости и даже знания английского языка, преподнес презент - пепельницу и, в конце концов, сказал, что имеет намерение пригласить меня и мастера поужинать с ним вместе. Я уже понимаю, что все это не более чем ставшие обычными предпринимательские ходы, должные обеспечить благоприятные взаимоотношения. "Ужин стоит доллары, а отношения - тысячи", - обронил мистер Чусак. Тем более что доллары выкладывает на такого рода мероприятия не он сам, а владелец груза. И, между прочим, все эти расходы аккуратно подсчитываются и выставляются на счет клиентов...

Я, в общем, не против бы присутствовать на ужине, но времени нет: надо руководить погрузочными операциями. Мастер отправляется к мистеру Чусаку со вторым механиком, вторым помощником и начальником рации. Увидев солидную компанию, мистер Чусак и глазом не моргнул: деньги не собственные.

Наступает вечер. С реки и каналов тянет болотом. Тишина нарушается лишь скрипом шкентелей на лебедках да голосами сигнальщиков. Воздух теплый и кажется даже липким. Пахнет гнилью от зарослей травы и мангровых деревьев, расположенных в сотне метров от причала. Там, над зарослями, вьются тучи москитов, долетают они и сюда, не дают покоя даже в каютах. А погрузка идет полным ходом и при хорошем порядке. Через каждый час тальманы приносят мне на проверку и подпись тальманские записки, стивидоры то и дело вызывают по возникающим вопросам. Вот и сейчас на палубе послышалась какая-то тревожная беготня. Оказывается, топенантный шкив на стреле выработался, и стальной трос разрезал его на две части. Увесистый кусок стали грохнулся с высоты на палубу. К счастью, все обошлось. Но грузчики с криками набросились на меня, требуют немедленно проверить все блоки, оттяжки и шкентеля. Я и так уже все проверял, но железо есть железо, рано или поздно оно изнашивается. Однако грузчики правы. Вместе со стивидором осматриваем рангоут. "Можно продолжать", - машет бригадиру мой напарник. И снова взвыли лебедки, заревели мощные автопогрузчики.

С агентами и мастером обговариваем, в каком порядке делать завтра погрузку. Нам необходимо взять отсюда каучук, тик, фанеру, стекло и прочий генеральный груз. Ломаем голову, куда упрятать маниоку. Мука эта имеет большой погрузочный объем и малый вес. Чусак настаивает, чтобы ее погрузили в первую очередь, а мы с мастером сопротивляемся, потому что остальной груз некуда будет разместить: мука займет все твиндеки.

Бедный Анатолий Лаврентьевич, трудновато ему принимать решение: надо быть и дипломатом, и судоводителем.. Надо, чтобы и клиенты остались довольны, и безопасность плавания не была нарушена. В ответе, в конечном счете, он, капитан. Поэтому занят он практически днем и ночью. Сужу по себе. Мне все-таки далеко еще даже до тридцати, а к вечеру выматываюсь так, что еле держусь на ногах. И ночью никто не даст мне отбоя - надо следить за работами. Да, нелегок хлеб моряка, что там говорить!

Ко всему прочему, на все трюмы выделен мне всего один матрос. Ему уж не до наблюдения за погрузкой: только и успевает открыть трюмы, вывесить люстры освещения или заменить вышедшую из строя скобу. А вся укладка, крепление, сепарация и прочие работы лежат на мне, и никто не спросит, устал ли грузовой помощник.

Но как ни тяжела работа на стоянке, выпадают часы отдыха. Рядом с портом отличный интерклуб с бассейном и баром, и, освободившись, мы бежим туда, чтобы немного расслабиться после тяжелых трудов. Вместе со мной идут в интерклуб два моториста. Доставляет нас к причалу выделенный компанией катер. Он швартуется у борта, где уже шныряют скоростные моторки с руль-моторами. Эти прибыли разживиться досками и фанерой. На прощание наказываю матросу смотреть в о6а, чтобы не исчезла сепарация. Шкипер катера, высадив нас на берег, протягивает ладонь за вознаграждением. Мы машем ему на судно: там получишь! И отправляемся к интерклубу.

Здесь все оборудовано для отдыха. Теннисный корт, прекрасный бассейн, столики в тени навесов, магазинчик сувениров. Все есть. Все за хорошие деньги. Кроме нас в интерклуб "загреблась" компания английских моряков. Еще утром мы наблюдали, как в реку заходили два английских миноносца "с дружеским визитом", как написали газеты. Сейчас парни с военных кораблей резвятся возле бассейна, как дети, гоняясь друг за другом.

"Сейчас будет фокус!" - объявляет один из них, громадный детина с ухмыляющимся лицом. Нужны два добровольца. Добровольцы находятся. Детина кладет парней на кафель, сплетает им руки и ноги и связывает взятыми у них же ремнями. Остальные с любопытством наблюдают, что будет дальше. Детина спокойно берет у себя со столика два коктейля со льдом и выливает одному из связанных за шиворот, а другому - под джинсы. После этого он разводит руками, как бы говоря, что фокус закончен. Парни рычат, катаются по кафелю, а толпа ревет от восторга. Детина на всякий случай прыгает в бассейн.

Темнеет. Надо возвращаться на судно. На выходе нас, как и англичан, окружают таксисты и сутенеры, тянут в кабак, обещают "самых лучших" таиландских девочек. Англичане разъезжаются в разные стороны, а мы, отбившись от торговцев живым товаром, садимся в такси и просим прокатить нас по городу. Ночной город блещет рекламами, неоновые вихри кружат перед глазами. Стоит таксисту остановиться на секунду, и от дверей баров к нам бегут зазывалы - девушки в ковбойских нарядах, с декоративными кольтами. Какой-то монах засовывает в дверь бритую голову, протягивает коробку: "пожертвуйте". А за ним протягивает искусственные цветы нищенка. Подбежал мальчишка лет десяти, попрыскал на стекло из баллончика, протер, но не протягивает руку. Стоит, ждет, бедняга, что мы дадим. Даю ему один бат и вижу, как он бежит к другой машине. А там уже крутятся другие пацаны. Вот как приходится начинать жизнь юному таиландцу.

Еще остановка - напротив особняка с ярко светящейся надписью "секс шоу". Возле дверей узнаем детину-англичанина с его дружками. Таксист, подмигивая, смотрит на нас: "Останетесь?" Нет, друг, поворачивай назад, такие "развлечения" не для советских моряков.

На судне Сахиб сразу же потащил меня; на корму, где в котле готовится какая-то пища. Дает мне миску с вареным фруктом, которого я ни разу в жизни не видел, но от одного запаха меня начинает мутить.

- Это что, в ответ на мой обед? - спрашиваю я Сахиба.

На обед я приглашал Сахиба в кают-компанию, и вдруг он обнаружил у себя в борще свинину. Как он изменился в лице! Вскочил и убежал из кают-компании. А мастер покачал укоризненно головой: "Евгений Львович, пора бы знать, что мусульмане не едят свинину".

- Нет, нет, это вкусно! - настаивает Сахиб.

- Спасибо, пусть это останется, - вежливо отказываюсь я, отдавая ему миску.

Еще через день мне снова удается вырваться в город, оставив вместо себя Сергея Петухова.

Отправляемся вшестером в микроавтобусе с кондиционером. За стеклом - пекло, солнце 35 градусов, а в салоне прохладно. Шофер подвозит нас к знаменитому на весь мир храму Золотого Будды. Мы въезжаем в небольшой дворик, мощеный камнем. У входа в храм толпится множество туристов. В освещенном свечами, богато украшенном помещении под самый потолок высится громадная, литая из золота статуя Будды. Он сидит, скрестив руки и ноги, с улыбкой поглядывая с высоты на разномастную публику у его колен. Много веков назад, когда Бангкок захватили враги, рассказывает экскурсовод, город был уничтожен, храмы сожжены. Но один из монахов совершил подвиг, спас национальное сокровище. Он покрыл Будду толстым слоем цемента и вместе с товарищами закопал бесформенный кусок в саду. Враги схватили монаха и подвергли его пыткам, однако тот погиб, не рассказав тайны захоронения. И вот много сотен лет спустя глыбу обнаружили, кто-то случайно отбил кусок цемента - из-под него засияло золото...

Шофер везет нас в следующий храм. Он стоит на горе, дорога спиралью вьется вокруг, поднимая нас все выше. Наконец мы наверху. Чудесный вид Бангкока открывается отсюда. Блестят золотые шпили пагод, отсвечивают на солнце ниточки каналов. В этом храме - школа священников. Бритые бледные мальчики в желтых тогах прохаживаются с книгами по аллеям сада, на коленях стоят перед морщинистым монахом, он читает им выдержки из раскрытой книги. В центре башни за решетками стоят идолы, при свете свечей перед ними усердно молятся на коленях страждущие милости божьей. Тут же неподалеку продают кока-колу, и туристы, сидя в тени каменных стен, потягивают напиток, утомленные разнообразием увиденного.

Возвращаемся на судно перегруженные впечатлениями. Рядом с нами стоит "Иван Котляревский", алеет родной огонек советского флага. В каюте у старпома сидит гость с "Котляревского", пришел к нему и полицейский с пятилетним сыном - показать "рашен шип". Мальчонка носится по палубам, по просьбе матросов показывает приемы таиландского бокса: бьет ногой воображаемого противника.

А погрузка уже заканчивается. У меня накопилась огромная стопка бумаг, я их сортирую и подкалываю в скоросшиватели, чтобы потом разобраться подробнее. Все как будто у меня постепенно начинает получаться... Хотя, стоп! Не все. Не могу никак ладить с нашим "стариком" - боцманом Всеволодом Викторовичем Павлевским. Ему сорок семь лет, плавает давно и всех нас, от матросов до командиров, оценивает с точки зрения морского опыта. А поскольку ему известно, что опыта у меня мало, он то и дело меня учит. Я помалкиваю. Все же он действительно больше меня знает, к тому же впереди еще длинный-длинный рейс, и не стоит портить отношения с людьми, иначе рейс превратится в каторгу.

Но вот все бумаги подписаны, мы прощаемся с мистером Чусаком, с Сахибом, чекерами.

- Ждем вас еще раз, - любезно улыбается мистер Чусак.

И только тут я начинаю, наконец, понимать, что погрузка благополучно, без конфликтов завершена, и что в этом есть и моя, пусть небольшая, доля. Даю себе волю расслабиться после двенадцати суток стоянки, превратившихся в двенадцать суток непрерывной вахты, без единой спокойной ночи. Хорошо, хоть в городе побывал, а то, кажется, не выдержал бы напряжения и темпов...

Прекрасное тихое утро. Из джунглей тянет теплый влажный ветерок, насыщенный ароматами цветов. Течение желтой реки едва улавливается. Неподалеку от нашего пирса в ряд выстроилась целая армада лодок, в них просыпаются и встают из-под навесов, потягиваясь, полуобнаженные хозяева. Мальчишки ныряют с пирса в мутную воду. А ну, как там свая! Не боятся, черти.

Старик, укрепив над головой ветхий брезентовый зонтик, устроился на пирсе, забросив в реку леску. Подперся морщинистой рукой, уставился на поплавок: спешить давно уже некуда. А порт и город оживают. Появляются первые рабочие: тишину утра нарушает сирена полицейской машины, заработал кран, к борту судна подходят буксиры. Мы уходим в это утро из Бангкока. Наш курс снова на юг, порт назначения - Сиджингкат, Малайзия.

Я с утра пишу отчеты, подбираю нужные бумаги, рапорты, рейсовые задания, считаю экономические показатели. Хотя по валютной эффективности мы план и перевыполнили, но все же не уложились в жестко составленное рейсовое расписание, а это уже минус. Считаю, считаю и с завистью вспоминаю малайских чиновников, которые у меня в каюте работали на своих крохотных транзисторных калькуляторах.

Что касается расписания, по-моему, уложиться в него чрезвычайно трудно, ведь "раунд-трип", то есть круговой цикл нашего рейса охватывает весь земной шар. Мало ли что может произойти за время такого путешествия! В этом рейсе в каждом порту груза хоть отбавляй, было бы куда грузить. Вот и поворачивайся.

- То ли дело на контейнеровозах, - говорит Сергей Петухов. - Там грузят за считанные часы, переходы рассчитаны тоже до часов, и, естественно, каждый рейс - премии.

- И все же, Сергей, ты добровольно перешел сюда? - спрашиваю я.

- Конечно, еще бы! А то четыре года плавал и ничего фактически не видел. Даже стыдно перед ребятами. Спросят, где был, а я всего два-три порта посещал, причем на стоянках некогда было на пирс сойти.

Да, по-моему, то же, не очень весело быть моряком на судне-трамвае. Если уж плавать, так надо видеть округлость земного шара!

И вот судно наше подходит к острову с манящим названием - Борнео. А правильнее - Калимантан. Островов в этом архипелаге не перечесть, и все они были когда-то колониями "демократичных" европейских стран. Колонизаторы оставили следы, которые не скоро сотрутся в памяти народов этих стран, но главного они не сумели - сломить, душу населяющих острова людей. Вот один из них, почти мой ровесник стивидор Мануэль. Он поднялся к нам на борт, едва судно зашло в реку Сиджингкат.

Мы бросили якорь посредине реки, судно постоянно крутит изменяющееся и довольно сильное течение.

Погрузка идет медленно, очень медленно. Все дело в том, что ставки у грузчиков не за сделанную работу, а повременные, судно наше единственное на рейде, и докеры не торопятся. Такой вынужденно медленный темп работы развращает рабочего человека. Грузчики не просто медленно работают, но и делают множество ошибок по небрежности.

Обычно я нахожусь на палубе с утра до часу ночи. Ночью через каждый час матрос докладывает мне о том, как идет погрузка. Я поднимаюсь, чтобы удостовериться, что все идет как надо. И вот во время одной из проверок вдруг обнаруживаю, что грузчики завалили крышку твиндека в первом трюме. А в трюме этом лежит груз на Нью-Йорк. Это значит, нам придется расчищать подходы к грузу, когда придем в американский порт. А за чей счет? Кто разрешил заваливать твиндек? Спрашиваю, где стивидор? Говорят, спит. Я нахожу Мануэля, подвожу его к трюму. Он разводит руками: ошиблись, будем переделывать. И спокоен, как Будда! Да ты понимаешь, Мануэль, что у нас линия, расписание, мы гарантируем грузополучателям сроки, иначе несем ответственность! Все понимает, улыбается, пожимая плечами: что, мол, я сделаю, такие грузчики...

На следующее утро стоим со вторым помощником Сергеем Петуховым и плотником Сашей Носовым у комингса трюма, наблюдаем за работой. Строп с грузом плывет над нашими головами. Вдруг со звуком, подобным выстрелу, лопнула грузовая скоба. Груз оборвался, а скоба со свистом пронеслась над нашими головами и упала далеко в реку. В то же мгновение в комингс врезался оторвавшийся палец скобы - ударился с такой силой, что оставил вмятину, словно пуля. Мы смотрели друг на друга, все еще соображая, что же случилось. А грузчики и все, кто был на палубе, смотрели на нас, как на выходцев с того света. Ведь ясно, что пролети скоба и палец несколькими сантиметрами ниже - и для кого-то из нас это утро могло стать последним... Мануэль подскочил ко мне с трясущимися губами, перепугался - в конце концов, авария произошла из-за небрежности в работе.

Мастер, разумеется, всегда в курсе погрузочных работ, он то и дело вызывает меня, проверяет укладку и сам. Иногда мы с ним спорим, если можно вообще спорить с единоначальником. Но он не против того, чтобы я высказал свое мнение, иногда соглашается со мной, мне кажется, это хорошая черта командира. А причин для спора сколько угодно. Надо следить, чтобы судно не валилось на борт, чтобы вовремя завели крепежные концы, хорошо использовали сепарацию, так, чтобы при выгрузке удобно было заводить стропы, чтобы, в конце концов, не разворовывали груз, потому что и это не исключено. Из такого рода "мелочей" складывается наиболее верный вариант загрузки судна, исключающий в дальнейшем дополнительные стивидорные расходы и коммерческие браки. Анатолий Лаврентьевнч не настаивает категорически на своем мнении, дает мне право самому выходить из положения, но я все время чувствую, что он четко контролирует мою работу.

Для меня наибольшая трудность - претворять в жизнь какое-то возникшее по ходу работы решение. Когда дело пахнет дополнительной работой, форманы-бригадиры, словно предчувствуя ее, скрываются с глаз, стивидоры вдруг перестают понимать английский. А я бегаю высунув язык по жаре, говорю с одним, разыскиваю другого, настаиваю на своем, пока работа не будет сделана.

Тяжкий от зноя послеобеденный час. Погрузка, наконец, заканчивается. Местные жители в эти часы не выходят из хижин, прячутся в тени, а мы закрываем трюмы, убираем под палящим солнцем палубу. Передо мной вырастает груда очередных документов. А глаза слипаются от многосуточной усталости. И откуда столько бумаг! Но попробуй только ошибиться - иностранный стивидор не свой брат где-нибудь в русском порту. Так и останешься в добром накладе! Но вот оформление закончено. От капитана узнаю, что для выхода будем ждать полной воды. Значит, можно, наконец, выспаться от души.