ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Капитан второго ранга Билл Кинг все же дошел до «Ревущих сороковых», однако его продвижение по Атлантике было слишком медленным. Ему недоставало того душевного настроя, который заставлял Чичестера соревноваться с самим собой, даже когда тот чувствовал себя изможденным и жаловался в своих «посланиях» на апатию; однако именно парусное вооружение заставило Кинга сдаться. Оснащение типа «джонка», управлять которым одиночному мореплавателю гораздо легче, имеет, так сказать, врожденные недостатки. При таком вооружении не применяются штаги, и от этого мачты испытывают у основания чрезмерные нагрузки. Когда судно Билла Кинга опрокинулось примерно в тысяче миль юго-западнее Кейптауна, грот-мачту скрутило ударом волны, и мореплавателю не оставалось ничего другого, как идти в порт.

Оставался еще Бернар Муатесье, который уже выиграл 2000 миль у «Голуэй Блейзер» Билла Кинга и шел заметно быстрее, чем Робин Нокс-Джон-стон. В «Санди тайме» начали даже гадать - догонит ли Муатесье «Сухаили», который до сих пор продвигался уверенно, но довольно медленно. Маловероятно, чтобы Муатесье был особенно заинтересован в путешествии как в гонке. Он так комментировал свое отношение к этому перед стартом:

- Люди, которые думают о деньгах и стараются совершить самый быстрый переход, не добьются победы. Это участь тех, кто дорожит собственной шкурой. Что касается меня, то я собираюсь привести домой собственную, не считая нескольких шишек на голове.

Муатесье выдержал все удары, которые море наносило ему, даже когда торговое судно, с которым он сблизился, чтобы передать почту, навалилось на его яхту. Он терпеливо устранил повреждения и продолжал плавание, оставаясь с морем всегда на ты, чувствуя себя посреди океана счастливее, чем на суше. В этом отношении он сильно отличался от Нокс-Джонстона, который, несмотря на то что был истинным моряком, не являлся прирожденным одиночкой. Нокс-Джон-стон умел приспосабливаться к любым обстоятельствам в силу необходимости; он считал, что должен добиться успеха-стать первым человеком в мире, совершившим безостановочное кругосветное плавание в одиночку, но мечтал о возвращении к обыденной жизни на суше.

А вот Муатесье был несказанно рад оставаться одиночкой ради одиночества. Он писал:

- Бегут дни, но в них нет однообразия. Даже когда они похожи друг на друга, то никогда не остаются одинаковыми. Вот что придает жизни в море свое особое измерение, состоящее из размышлений и очень простых контрастов. Море, ветер, штиль, солнце, облака, дельфины. Мир и радость жизни-в полной гармонии.

Когда Муатесье вошел в Южный океан, Нокс-Джонстон приближался к Новой Зеландии. Окончательно смирившись с потерей ветрового рулевого устройства, воспользовавшись затишьем, он усовершенствовал систему балластировки судна, чтобы оно могло идти само как при плавании с уменьшенной парусностью, так и в полветра¹. Он почти пересек Тасманово море и теперь поднимался на север к проливу Фово. Скоро он должен был оказаться в Тихом океане и начать долгий переход к мысу Горн. Обычно он принимал прогнозы погоды с ближайших радиостанций и вечером 17 ноября в конце такой передачи услышал сообщение для капитана «Сухаили» следующего содержания:

«Обязательное рандеву на подходе к бухте Блафф в дневное время-Брюс Максвелл».

Нокс-Джонстон знал, что на пути у него холодный фронт с сопутствующими штормами, но рассчитывал встретиться с Максвеллом - журналистом из «Санди тайме» до подхода фронта. Он хотел передать свои записи для газеты и, что еще важнее, просто поболтать с подобным себе существом из плоти и крови (очень заманчивая перспектива после долгих недель одиночества в Южном океане). Однако фронт навалился раньше, чем он ожидал этого. На следующий вечер на подходах к проливу Фово предсказывали ветер силой десять баллов, проливные дожди и плохую видимость. Его относило к подветренному берегу. Он изготовил плавучие якоря, чтобы удерживать «Сухаили» Кормой к волне и не допустить опрокидывания, взял по компасу пеленг на огонь, который, по его расчетам, был маяком на центральном острове, и стал ожидать шторма. Он писал:

- Я поставил чайник. Все еще тихо, но темно, хоть глаз коли. Вспомнил о Брюсе, который сидит себе в шезлонге в комфортабельном отеле и потягивает пиво. Ведь может случиться так, что через сутки мы выпьем вместе. Последняя мысль поразила меня, и я стал предвкушать это, затем подумал. как нелояльно выгляжу по отношению к «Сухаили».

Клубились облака, полил дождь, стали расти волны; Нокс-Джонстон шел, как ему казалось, серединой пролива. В такую погоду было бы разумней держаться подальше от земли, а его дрейфовало к ней все ближе. Ему удалось обойти на почтительном расстоянии какой-то мыс и войти в более спокойные воды. Неминуемая опасность миновала; ему очень хотелось встретиться с Максвеллом, хотя он понимал, что достичь бухты Блафф при таком ветре не удастся, тем более что его машина была под пломбой. Тогда он решил идти в гавань Отаго-судя по карте, она была защищена от ветра. Он вошел в бухту на следующие сутки, осторожно обогнув мыс, и вдруг, к своему ужасу, понял, что сидит на мели. В этом критическом положении Нокс-Джонстон действовал незамедлительно; грунт оказался песчаным, так что едва ли стоило опасаться, что корпус судна получит повреждения, и можно было надеяться, что с наступлением полной воды яхта сама сойдет с мели. Он приготовил 14-килограммовый якорь и стал вручную заводить его по мелководью. По мере того как становилось глубже и его стало захлестывать волной, ему пришлось подпрыгивать в воде через каждые несколько шагов, чтобы глотнуть воздуха, пока он не отошел от яхты достаточно далеко и смог нырнуть, чтобы зарыть в песок лапы якоря. Теперь он позволил себе отдохнуть, уверенный, что приливное течение не подвинет яхту дальше на отмель, хотя сама проблема снятия с мели не была еще разрешена. По крайней мере теперь он мог спокойно ожидать рандеву. Подошли несколько мелких судов, чтобы рассмотреть одинокую яхту, но Нокс-Джонстон отгонял их, наотрез отказываясь от помощи. Он был полон решимости строго придерживаться всех правил состязания.

В ту ночь, когда наступил прилив, он сумел-таки стянуть свое судно с мели, выбирая якорный канат. Оставалось ждать, когда Максвелл отыщет его. Тот действительно появился на следующий день с кучей новостей, но, к вящему неудовольствию Нокс-Джонстона,- без почты. Максвелл сообщил, что после его старта на заседании Гоночного комитета выработали некоторые дополнительные правила, одно из которых гласило: никто из участников не имеет права принимать что-либо на борт в течение всей гонки. Максвелл решил, что это относится и к почте. Нокс-Джонстону такое ограничение показалось весьма мелочным и в какой-то степени отражавшим надуманность всей гонки. У альпиниста, который поднимается на вершину, не бывает легкого выбора. Он должен продолжать продвигаться вперед, пока не достигнет вершины; для этого у него нет других средств добраться до цели, кроме собственных рук и ног. Вспоминаю, какую полемику вызвала итальянская экспедиция на Эверест, воспользовавшаяся вертолетом для заброски грузов. Фактически полезная грузоподъемность этого аппарата на большой высоте оказалась настолько ничтожной, что он стал не более эффективным средством, чем че ловеческие мышцы. В конце концов он даже разбился в верхней части ледопада Кхумбу. С другой стороны, моряк-одиночка осложняет себе жизнь,  во-первых, отдав предпочтение парусному судну перед лайнером, во-вторых, лишая себя права заходить на пути в порты и даже, как это было в данном случае, утешения получить известия от родных и близких.

Но даже при таких обстоятельствах Нокс-Джонстон получил сведения о своих соперниках: он узнал, что стартовали еще трое. Правда, Алекс Кароццо уже сошел с дистанции, а двое других— капитан третьего ранга Ниджел Тэтли и Дональд Кроухёрст были все еще далеко у него за кормой в Атлантике.

Ниджел Тэтли впервые услышал о гонке на приз «Золотой Глобус» в марте 1968 года. Он служил в Плимуте и имел тримаран «Виктресс», пользуясь им как плавучим домом для себя и своей жены Эвелин, с которой состоял в браке всего полтора года. Тэтли было сорок пять лет, он имел двух сыновей - четырнадцати и шестнадцати лет - от первого брака. В его жизни наступал перелом-Тэтли сделал интересную карьеру в военно-морском флоте, командовал фрегатом, много ходил по свету. Его хобби-плавание под парусом - заполняло досуг. Приняв однажды участие в гонке вокруг Британских островов, он занял почетное пятое место. Однако лишь немногие офицеры получают очередное повышение-звание капитана 2-го ранга, и Тэтли не добился этого. В результате в возрасте сорока пяти лет он подлежал автоматическому увольнению в запас - весьма тяжелый период в жизни большинства офицеров, состоящих на действительной службе.

Однажды воскресным утром, набросив пальто. поверх ночной рубашки, его жена Эвелин вы скользнула на причал, чтобы купить воскресные газеты. Когда она вернулась, Тэтли выбрал «Санди тайме», перелистал страницы, и его внимание приковало объявление о гонке на приз «Золотой Глобус».

- Без остановки вокруг света. Решить проблему вечного движения. Почему это всегда притягивало мое воображение? Плыть вперед, и только вперед, словно «Летучий Голландец». Походящее сравнение для меня года два назад. Однако теперь потерянная душа обрела друга. Вызов из прошлого? Теперь или никогда-так, кажется, называют в покере блефование.

Тэтли немедленно начал строить планы на будущее. В идеальном случае ему понадобится новое судно, спроектированное для такого трудного плавания; он написал всем предположительно заинтересованным лицам, но, как и Нокс-Джонстон, получил только отказы. Тогда он решил остановиться на собственном тримаране, несмотря на то что это было заурядное судно массового производства, сконструированное скорее для семейных прогулок, чем для одиночного плавания. На тримаране центральный корпус содержит жилые помещения, а два других корпуса - не что иное, как просто поплавки для балансировки, которые используются также для хранения запасов. Если однокорпусное судно имеет снизу тяжелый киль, который в сочетании с балластом всегда поможет спрямляться судну в случае полного опрокидывания, тримаран обходится без киля и вообще имеет более легкую конструкцию. Это платформа, установленная на трех поплавках. Такое устройство придает судну большую остойчивость и сообщает почти неограниченную скорость. Например, на курсе фордевинд тримаран в буквальном смысле движется вместе с гребнем волны, достигая скорости двадцати двух узлов. Это намного быстрее любого однокорпусного судна. Однако и здесь не обходится без сучков и задоринок - например, если тримаран опрокинется, то уже не вернется сам в первоначальное положение. Тот факт, что плавание на многокорпусном судне сопряжено с риском, особенно подчеркивается тем обстоятельством, что рьяные сторонники и ведущие конструкторы таких  Дов-Хедли Никол и Артур Ривер - оба недавно роптали без вести в море.

Риск не мог испугать Тэтли. Он был душой и телом предан многокорпусным судам и проявлял чуть ли не рвение проповедника в своем желании доказать возможности тримарана. Его жена Эвелин оказала мужу поддержку во всем и даже изобретала изысканные и, как я подозреваю, самые питательные блюда для его рациона в море. Если Риджуэй ради простоты взял с собой стандартные армейские рационы, да и Нокс-Джонстон питался не слишком разнообразно, то Тэтли лакомился как настоящий гурман тушеными почками, жареной гусятиной и утятиной, тушеной зайчатиной, омарами, мясом осьминога, ярмутской копченой сельдью. Он имел в каюте великолепную акустическую систему и вышел в море с богатой фонотекой магнитофонных записей. Совершенно логичным выглядело то обстоятельство, что он заручился покровительством и финансовой поддержкой компании «Музыка для развлечения», выпускающей диски. Единственное, что он не взял с собой, -  это книги, и в пути часто жаловался, что ему недостает чтения.

Он сам переоснастил свое судно, испытав при этом обычные трудности, он был готов к выходу в море 16 сентября. Привлекательный внешне, он выглядел как-то по-особому, по-военно-морски аккуратно, был прекрасным собеседником, ладил с любой компанией, и все же в его поведении наблюдалась какая-то сдержанность, выработанная отчасти обучением в паблик-скул и службой в военном флоте. Эта сдержанность особенно заявляет о себе в книге Тэтли «В одиночку на тримаране», так как выдает очень немногое из области его чувств и переживаний. Его судовой журнал тоже довольно лаконичен, записи в нем содержат весьма скудные сведения о жизни на борту парусного судна, пестрят отчетами о меню и программах развлекательной музыки.

Все же он добился значительных успехов. Во время плавания на юг по Атлантике он, по-видимому, прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько рискованна его затея. Его тримаран с удобной каютой, высоко поднятой штурманской рубкой, несомненно, был самым комфортабельным судном, идущим вокруг света, и в то же время именно каюта и штурманская рубка несли в себе потенциальную угрозу, ослабляя общую конструкцию корпуса, что могло привести к фатальным последствиям. Каждый мореплаватель-одиночка переживает свои сомнения, не был исключением и Тэтли. Одиночество и однообразие плавания тяжело отразились на его состоянии Вот о чем гласит запись в журнале от 2 октября, на семнадцатые сутки пребывания в море:

- Сегодня меня впервые одолели мысли о прекращении гонки По-моему, это вызвано слишком длительным пребыванием в компании с самим собой Что может быть проще-зайти в любой порт и заявить, что судно не обладает достаточной прочностью либо просто не подходит для такого плавания Особенно выводил меня из равновесия психологический фактор-что будет со мной через год? Останусь ли я прежним, либо вернусь другим человеком? Я знал, что Эвелин тоже сильно обеспокоена именно этой проблемой. Затем я осознал, что несмотря на то, что она безоговорочно примет любые мои объяснения по поводу прекращения гонки и согласится со всем, если я прекращу соревнования, скажем, в Кейптауне, все же мы будем чувствовать, что оба, и я, и она, упали в глазах и во мнении своих друзей, самих себя, доброжелателей и помощников. Но это был лишь наплыв плохого настроения, связанный с медленным продвижением.

Подобно Нокс-Джонстону, он одержал верх над депрессией, занявшись практическими делами-в данном, конкретном случае просто подстригся В длительном морском путешествии дела всегда хватает Помимо ухода за корпусом судна, есть еще неистощимая рутина профилактического ремонта такелажа, оборудования, и, каким бы квалифицированным ни был моряк, усталость дает себя знать Тэтли имел на борту настоящую мастерскую и даже электродрель, будучи, как и Нокс-Джонстон, человеком практичным, он умело ухаживал за судном по мере того, как углублялся в Южный океан, где ему предстояли суровые испытания.

Когда затея зафрахтовать «Джипси Мот» провалилась, Дональд Кроухёрст также решил отдать предпочтение тримарану, несмотря на то что никогда прежде не ходил на таких судах. Со временем выяснилось, что он не выйдет в море раньше конца октября (последний срок старта) и, стало быть, уже не догонит никого из участников, стартовавших раньше. Чтобы добиться известности, ему не оставалось ничего другого, как рассчитывать на самый быстрый переход, а для этого было необходимо самое быстроходное судно. Он остановил выбор на тримаране, конструктивно почти не отличавшемся от тримарана Тэтли, но имевшем обтекаемую, подкрепленную надстройку и снабженном всевозможными электронными приспособлениями для обеспечения безопасности плавания. На все это нужны были деньги, и именно в добывании их он сделал самый удачный ход. Главным кредитором его шаткого предприятия был некто Стэнли Бест-бизнесмен до мозга костей, которого совершенно не трогала романтическая сторона дела. Тем не менее Кроухёрсту удалось убедить этого человека в том, что самым верным способом вернуть вложенные деньги будет увеличить кредит и оплатить стоимость нового судна.

Теперь он мог собираться в дорогу, но наступила уже середина мая, и оставалось слишком мало времени для строительства нового судна, в особенности такого, которое было бы оборудовано в соответствии с чуть ли не революционными идеями самого Кроухёрста. Например, судно должно иметь «мешок плавучести» на топе мачты: по замыслу Кроухёрста, электронные датчики, вмонтированные в корпус, автоматически наполнили бы мешок сжатым воздухом из баллонов в случае, если бы судно легло на борт. Кроухёрст придумал также множество других электронных приспособлений, управляемых с помощью компьютера, установленного в каюте. Идеи Кроухёрста были, конечно, оригинальны и, возможно, пригодились бы в море, однако, к несчастью, у него не хватало ни времени, ни твердости характера, чтобы привести их в исполнение. Он метался между верфью и собственным домом в Бриджуотере и вообще по всей стране, «подбирая концы», зазывая покровителей и давая интервью для прессы. У него было слишком много блестящих идей, но сам он оказался неспособным претворять их в жизнь или доводить до конца и часто упускал не столь эффектные, но существенные мелочи. В результате этого, а в общем-то из-за всевозможных неизбежных сюрпризов, которые возникают при строительстве судна, все шло с отставанием от графика. 30 октября наступило слишком быстро, а Кроухёрст был все еще не готов. Интерьер каюты представлял собой путаницу разобщенных проводов, не прибыл баллон со сжатым воздухом для наполнения мешка-поплавка неопрятного вида, который свисал с топа мачты. Более того, пришлось смириться со многими недоделками, которые повлияли на мореходные качества яхты. Ему помогали многочисленные друзья, но делали это хаотически. Кроухёрст оказался не в состоянии координировать их усилия и становился жертвой различных противоречивых проблем. Не меньше хлопот возникло в результате энергичной деятельности его пресс-атташе Родни Холлворта-человека с внушительной наружностью и властного, который занимался «внешними сношениями».

В 2 часа утра 31 октября палуба и каюта судна Кроухёрста все еще были завалены припасами, многие из которых он приобрел в последние минуты. Совершенно изможденные, Кроухёрст и его жена Клэр вернулись в отель, где собирались провести то самое время, которое стало для них последней ночью, когда они были вместе. Большинство искателей приключений переживают тяжелые сомнения, особенно накануне отправления, однако Кроухёрст мучился сильнее других. Он признался Клэр, что судно не годится для такого плавания, и спросил, не сойдет ли она с ума от тревоги за него. Каким-то шестым чувством Клэр поняла, чего он добивался,-он хотел, чтобы она попросила его остаться. Однако эта догадка была слишком смутной, и она сделала все возможное, чтобы ободрить его. Весь остаток ночи он проплакал.

В 3 часа дня 31 октября, всего за несколько часов до закрытия старта, Кроухёрст поставил паруса. Это было беспорядочное прощание, он сразу же заметил, что мешок плавучести, который накануне в спешке прихватили к мачте, зажал два фала, отчего ни кливер, ни грот не поднимались. Кроухёрст разразился бранью в адрес провожающих и потребовал, чтобы его отбуксировали обратно в гавань, чтобы там очистить такелаж. Ему все же удалось выйти, но пришлось лавировать по заливу Лайм против сильного южного ветра. Наконец он растаял в туманной дымке.

За время плавания по Английскому каналу Кроухёрст разобрал вещи, сваленные на палубе и в каюте, однако через несколько дней безнадежность его путешествия начала становиться все более очевидной. Ветровое рулевое устройство типа «Хаслер», идеальное для однокорпусного судна, но не вполне подходящее для тримарана, начало причинять мореплавателю хлопоты. Затем, что было еще серьезней, он обнаружил, что в левый поплавок поступает вода-люки оказались негерметичными. За этим последовали новые неприятные открытия. На судне смонтировали мощный водоотливной насос, с помощью которого можно было откачивать воду из любых отсеков, но в спешке на борт так и не доставили шланги «Хел-лифлекс». Теперь Кроухёрст мог «осушаться» только вручную (медленный, утомительный процесс), но делать это почти невозможно при сильном волнении, потому что тогда в открытый люк неминуемо попадет столько же воды, сколько успеваешь вычерпать. (Тэтли предвидел такие трудности и установил трубопроводы в носовые отсеки своей «Виктресс».) Кроме того, Кроухёрст обнаружил, что некоторые запасные части и аварийные материалы, в том числе фанерные пластыри², так необходимые в плавании, каким-то образом исчезли, хотя он отчетливо помнил, что доставил их на борт.

В Бискайском заливе и у побережья Португалии Кроухёрст встретил противные ветры и продвигался вперед очень медленно, даже слишком медленно. Он напоминал преступника, который бежал из заключения и теперь ломает голову над тем, что же делать дальше. Би-би-си вручило ему магнитофон и целую гору пленки, на которой он должен был записывать свои впечатления. Но какие бы сомнения и тайные помыслы ни закрадывались в его душу, он был, очевидно, уверен в том, что его записи станут достоянием широкой публики, и поэтому в его монологах нередко звучит бравада, он то и дело срывается на фальшивую ноту, когда слишком расходится с действительностью.

Для начала можно сказать, что его судно плохо зарекомендовало себя на курсах бейдевинд³ и, что еще серьезней, на нем обнаружилось много губительных конструктивных недостатков. Наконец 15 ноября Кроухёрст подвел такие итоги в судовом журнале:

- Меня мучает растущее опасение, что перед лицом настоящего положения вещей скоро придется решать, смогу ли я продолжать плавание. До чего чертовски тяжелое решение!

Он продолжал записывать очень ясные, тщательно продуманные оценки своего положения, перечисляя множество ошибок и упущений, которые указывали на неизбежность неудачи, поджидавшей его в Южном океане,-неудачи, которая, по всей вероятности, должна была завершиться его гибелью. Он то и дело задавался вопросом-должен ли он прекратить плавание немедленно или все же попытаться добраться хотя бы до Кейптауна или даже до Австралии, чтобы выйти из игры с честью и в то же самое время предъявить своему патрону Стэнли Бесту чуть больше миль, пройденных благодаря вложенным им средствам.

И все же 18 ноября, когда ему удалось установить радиосвязь как с Клэр, так и со Стэнли, он даже не упомянул о возможном выходе из гонки. Он попросил Беста перепроверить, были ли в самом деле поставлены на борт шланги «Халлифлекс», и жаловался на невысокую скорость своего продвижения, указав свое местоположение так-«около ста миль севернее Мадейры». Несколько дней спустя в разговоре с Бестом он все еще ни словом не обмолвился о вероятном выходе из гонки, но предупредил, что, по-видимому, не сможет выходить в эфир из-за неполадок в дизель-генераторе. Создается впечатление, что он не мог заставить себя признать свое поражение и вернуться к проблемам, которые ожидали его дома.

Напарником Кроухёрста по позднему выходу в море оказался Алекс Кароццо, у которого не нашлось каких бы то ни было сдерживающих начал, как и слишком большого выбора. Этот тридцатишестилетний экспансивный итальянец был очень опытным моряком. Подобно Нокс-Джонстону, он служил в торговом флоте и построил свою 11 -метровую яхту в трюме торгового судна на пути в Японию. Там он спустил яхту на воду и в одиночку дошел на ней до Сан-Франциско, претерпев по дороге потерю мачты. Его вступление в гонку «Золотой Глобус» было не менее экстравагантным. Уже выступая в гонке одиночек, проводившейся под покровительством «Обсервера», он вышел из Плимута и в необозримых просторах Атлантики случайно встретился с Риджуэем, который незадолго до этого отправился в кругосветное плавание. Они обменялись приветствиями, и скорее всего именно эта встреча заставила Кароццо вернуться в Англию, чтобы построить специальное судно для кругосветного плавания. Оставалось совсем немного времени, но он уже имел судно через семь недель. Проект судна отличался оригинальностью - оно имело два стальных руля и впереди киля 90-сантиметровый шверт⁴, который использовался также для дифферентовки судна. Это было самое крупное судно из числа всех участвующих в гонке. Если бы Кароццо справился с его управлением в одиночку, оно оказалось бы самым быстроходным. Однако, к несчастью, в Бискайском заливе у Кароццо начались сильные боли в желудке, был поставлен диагноз-язва желудка, и в конечном счете его пришлось отбуксировать к португальскому берегу у Опорто. Без сомнения, нервный стресс, полученный при спешной подготовке к участию в этом предприятии, сделал свое дело.

Вот какие новости сообщил Брюс Максвелл Нокс-Джонстону. Наиболее реальную угрозу для него представлял только Муатесье, который быстро дошел до мыса Доброй Надежды, где его в последний раз видели 26 октября. Ученые мужи подсчитали, что он может угрожать Нокс-Джонстону, т. е. прийти к финишу грудь в грудь, и несомненно победит по времени. Нокс-Джонстон комментировал это так: «Именно такое известие и было нужно, чтобы подхлестнуть меня».

Он снова поставил паруса-следующая земля, которую ему предстояло увидеть, был мыс Горн. Несмотря на то что он тщательно продумал систему постановки парусов, чтобы сообразоваться с потерей ветрового рулевого устройства, ему все же приходилось самому браться за руль при попутных ветрах. Это означало просиживать по шестнадцать-семнадцать часов подряд в крошечном кокпите, совершенно открытом для разгула стихий. Заметим, что на «Сухаили» не было рулевой рубки или хотя бы брезентового тента для защиты от непогоды. Нокс-Джонстону не нравились такие устройства, он считал, что моряка должны обдувать все ветры, тогда он по-настоящему почувствует, что же они собираются предпринять с ним и его судном. Он проводил долгие часы за рулем, размышляя о делах мира сего, о своем будущем, заучивал наизусть либо просто декламировал стихи из поэтического сборника, который захватил с собой. Он никогда не позволял себе расслабиться и продолжал скрупулезно ухаживать за «Сухаили», стараясь выжать из нее как можно больше и в то же время избежать перенапряжений, которые могли бы привести судно к неисправимым повреждениям. К этому времени его радиопередатчик успел выйти из строя, и у него не было возможности позвать на помощь или сообщить о своем местоположении, хотя он мог ловить береговые радиостанции Новой Зеландии и позже, когда преодолел южную часть Тихого океана,-станции на побережье Южной Америки.

Он по-прежнему выполнял много нудной, тяжелой работы и терпел всяческие неудобства, будь то вымокшая одежда, недосыпание, вызванное частыми авралами, рука, ошпаренная горячей овсяной кашей, неудача при замене каких-либо частей на судне, борьба с противными ветрами, которые налетали с востока с такой же частотой, как и с запада.

^{1 В полветра-курсом галфинд, т.е. имея ветер прямо в борт.-Прим. ред.}

^{2 Пластырь-аварийный материал для заделки небольших пробоин -Прим. ред.}

^{3 Бейдейвинд-курс судна под острым углом к линии ветра,-Прим. ред.}

^{4 Шверт-стальной киль, который может втягиваться внутрь корпуса яхты или ставиться снова в силу необходимости -Прим. ред.}